Геннадий Александров, Людмила Александрова, Александра Горяшко "Путешествие в Колвицу". Под ред. Александры Горяшко – СПб., 2014.
Колхоз
Логично предположить, что финское название “Пунайнен Похъёла” колхоз носил целых десять лет, до 1938 г. (когда Колвица вошла в состав Мурманской области), и лишь после этого окончательно стал “Красным Севером”.
Письменные источники о жизни колвицкого колхоза относятся к советской эпохе и полны жизнерадостных картин полного благополучия. Если ориентироваться только на них, заполярный колхоз, основанный на базе карельской деревни, – на редкость процветающее место. Всё тут есть, и всё своё: и рыбные фактории, и коровник, и лесопилка, и поля, и школа и даже собственная электростанция, обеспечивающая село бесплатной электроэнергией.
Вот, например, как описывает Колвицу Н. П. Колпакова, побывавшая здесь в начале 1930-х гг.:
“Деревня стоит, взобравшись на каменистые берега, по обеим сторонам пенистой реки Колвицы, которая с грохотом мчится из леса к заливу. …У самого моста стоит на угоре большая новая школа. В деревне имеется сельсовет, объединяющий Колвицу и Лувеньгу, рыбная фактория Гослова, пункт Леспромхоза, две лавки, столовая, клуб… На том мыску, где когда-то на камни под елки высаживались англичане, теперь стоит высокий, длинный сарай – фактория Гослова. Хочешь посмотреть, читатель, как обрабатывается колвицкая сельдь? Войдем.
Вдоль светлых дощатых стен тянутся громадные чаны, наполненные рассолом. Сюда опускают рыбу, полученную с тоней… Так и мелькают проворные девичьи руки, так и сверкает в воздухе серебро рыб, струящихся непрерывным потоком из чанов в беленькие бочонки... Но и сельдь, и сёмга, и лесные разработки, на которых работает Колвица, – всё это деловая будничная проза. А маленькая героическая Колвица живёт сегодня мечтами. Как жизнерадостны, как бодры эти мечты! …Деревня хорошая, дружная, славные ребята. Были бедные, очень бедные. Теперь молодёжь в шёлковом трикотаже ходит. Были неграмотные, — три человека грамотных было в Колвице до революции. Теперь все дети в школе учатся…”.
Членская книжка рыбака-колхозника.
Надпись на обложке: “Сделаем все колхозы большевистскими, всех колхозников зажиточными!”.
Выдержки из книги приведены как типичная публикация тех лет, полная не только безудержного оптимизма, но и искажённых фактов. И это очень грустно, потому что автор книги, Наталья Павловна Колпакова – филолог, исследователь северного фольклора, автор нескольких десятков отличных работ по фольклористике – действительно была в Колвице, много общалась с её жителями и могла бы узнать и записать массу интересного о жизни села, ведь живы были ещё его первопоселенцы. А может быть, даже и записала, но в её книге, изданной в 1937 г., не могло быть опубликовано ничего, отличного от образа “маленькой героической Колвицы”.
Воспоминания самих селян о колхозной жизни, не подверженные цензуре, гораздо менее однозначны.
О первом председателе колхоза, Анании Антоновиче Архипове, рассказывает его дочь:
“Раньше же как, когда партийные люди, они такие были партийные, особенно наш папа. Он был до костей, до крови… Папа всё унёс в колхоз. И крынки, и кастрюли, и корову, и лошадь, ну всё, всё... А мы бедненькие потом жили, потому что всё отдал. А вот его родной брат, он ничего не отдал в колхоз, и сам не пошёл. И папу ещё критиковал. “Дурак ты”, – говорит. Ну, он побогаче жил нас. Когда денег не хватало, мама говорит: “Иди, попроси у брата денег на хлеб”. (Г. А. Беляй)
Ананий Антонович Архипов (1894-1969), первый председатель колхоза“Красный Север”. Фото сер. 1930-х гг.
“Все члены [колхоза] внесли, в первую очередь, всю рыболовную снасть, как морскую, так и озёрную, карбаса, лодки, лошади, у кого имелись, и олени с сбруями. Птиц не было ни у кого. И вступительный по 20 руб. наличными с каждого члена колхоза и рыболовной постройки, амбара, избушки… Несколько семей вышли из колхоза, не желая работать в колхозе: Богданов А. Е., Прокопьев А. И., Архипов Арт. Е., Архипов Л. Арт., Прокопьев А. Н., Келевяев А. Т., Митрофанов Ф. М., Архипов П. Ант.”. (Записи А. К. Архипова)
Хотя, по свидетельству дочери председателя, не вступившие в колхоз жили “побогаче”, сами они себя богатыми явно не ощущали.
“Мать и отец не работали в колхозе, у нас землю всю отобрали. Только немножко картошки осталось. Корова была, сена нет. И вот мы ездили по губе 8 км за листьями, за берёзами. Этим кормили корову. Потом здесь жили с мужем, он не работал в колхозе, опять отобрали у меня землю. Два раза у меня землю отбирали. У всех, кто в колхозе не работал, землю отбирали. А кто в колхозе работал, им давали по 30 соток [1]. Они корову держали около дома, огороды были. А у нас не было. Но коровушка была, картошка, репа.
Мать еще за окушками ездила, да треску ловила. А мы, дети, не хотим ехать за этой треской, а она заставляет нас, надо чем-то кормить. Сетки чинили сами, хочите кушать, чините”. (М. Л. Архипова)
“Ферма была, но у нас в каждом дворе был свой скот. Иначе не выжить было. На ферме за деньги молоко надо было брать, а денег-то в колхозе не давали, были только трудодни, им палочки ставили только. После 1960-х годов стали продавать, лучше стало. А в те года никогда не практиковалось, чтобы с фермы приносили что-то. Даже мама у нас ездила на лошадях продавать бидонами творог, молоко и сметану с фермы, избави бог, чтобы она хоть один грамм домой принесла. Никогда ничего. Был очень строгий порядок…
Косить нигде не разрешали, все было колхозное, земля колхозная. Могла и пропасть, а всё равно не разрешали. А мы втихаря брали. Но мы не лезли на плантации колхозные. Вот здесь делянка колхозная, а по бокам растут деревья. И между деревьями никто косить же не будет. Вот там мы и рвали. Избави бог, чтоб мы стоптали, чтоб по луговине, мы по краешку…
Налоги были большие. У нас был очень хороший ветеринар, он говорил, когда телёнок рождался: “Анна Ефимовна, скажите, что он родился мёртвый. Пять дней держите и втихаря убиваете себе, чтобы было, чем детей кормить”. Это были 49-50-е годы. До смерти Сталина это было, я помню. Налоги я сама помню. А что делать, надо же было как-то поднять детей”. (Л. Е. Зуева)
“Тяжёлая была жизнь. Вот после войны в колхозе карточки выдавали. С колхоза давали 8 кг отрубей на взрослого человека, 4 кг на ребёнка. В месяц. И живи, как хочешь. Ну, у кого картош ка была, рыба была. Охотились…”. (В. И. Смоленников)
“У мамы моей две трудовые книжки, и одни трудодни, палочки. В 50-е гг., когда хрущёвские целинные земли в Казахстане поднимали, тогда же и у нас здесь на Севере начали разрабатывать. Так даже один раз посадили кукурузу. Так смеялись, вот такая выросла: всё! [показывает около10 см]”. (В. А. Подымников)
Дубликат трудовой книжки Таисии Подымниковой 1908 г. р., члена колхоза“Красный Север с 1929 г., выдан в 1965 г.
Трудодни записаны уже цифрами, оплата продуктами оценена в рублях.
“Наша тётя жила одна, и пенсия у нее была 12 рублей! И представляете, идёт она в магазин, ей на 12 рублей надо сахара купить, мыла купить, хлеба купить. И вот купит полкилограмма сахара на месяц, так она еще придёт к нам чай пить, и свой сахар достаёт. Мама всегда её ругала: “Да убери ты, что у нас, нету сахара?”. А та в ответ: “Да у тебя и так много детей…”. (Г. А. Беляй)
Колвица, 1937 г.
“Отец умер, пенсию за него дали 19 рублей. У мамы нас было четверо младших. И мы на пятерых получали 19 рублей. И вот на 19 рублей мы жили”. (М. Л. Архипова)
Колхозницы “Красного Севера”, 1950 г.
“Очень хорошая капуста здесь была. Вот там, где столбы стоят и как будто ровное место, это всё колхозные поля были. Сейчас там дачи поставлены. В деревню, когда заворачиваете, спускаетесь, там была конюшня, кони колхозные, и там и скотник был в одно время. И там тоже поле большое было. Там была такая прекрасная капуста! Раньше мы на каникулах и огороды пропалывали картошку, и капусту поливали, и репу… воровали… Репу продавал колхоз. И репа была, и турнепса была, турнепсой кормили скот. Наша капуста была и на ВДНХ. В отделе сельскохозяйственном, там с 34-го, что ли, года наша капуста с “Красного Севера”, колхоза, есть. Что на Севере можно вырастить такую капусту. Но, правда, не у папы в колхозе её вырастили, а наша мама её вырастила. В колхозе тоже была, но у мамы был большущий кочан, и вот вместо колхозного кочана взяли мамин кочан”. (Г. А. Беляй)
Колвицкая целина, расчистка под пашню, сер. 1950-х
“В 1952 г. мы из Колвицы переехали в Кандалакшу, но потом мама нянечек, домработниц – девчонок до 16 лет брала из Колвицы, чтобы они паспорт получили. Потому что ведь не выпускали из деревни. Вот если ты в колхозе работаешь, паспорт получила в колхозе, ну и сиди здесь. Было очень сложно выехать. Поэтому мама до получения паспорта брала девчонок в домработницы, они с нами, детьми, сидели. До получения паспорта ещё можно было из колхоза уехать. Мама их учила в вечерней школе, и потом они получали паспорт, и свободны. У нас их было очень много…”. (Т. Д. Панёва)
Колвицкие девчата, ок. 1955-56 гг
“Потом сюда стали председателей уже не выбирать, как колхоз выбирал, а назначали секретари, кто будет председателем колхоза. А до этого собирались колхозники в конторе и выбирали. И папу выбирали”. (Г. А. Беляй)
“Председателями было всё мужское население Колвицы. Они были все или председатель колхоза, или председатель сельсовета. По очереди все, всё мужики. Женщины не были”. (Т. Д. Панёва)
Молодёжь “Красного Севера”, 1953 г.
“В середине 30-х два родных брата Смоленниковых – Василий и Илларион, первый – мой дед – были оба и одновременно председателями в Колвице. Первый – председателем колхоза, второй – сельсовета… Дед мой пишет в автобиографии, что был председателем дважды: в 30-х, перед тем, как уехал учиться в Ростов на капитана траулера, и потом в 50-х.
Вообще председатели колхоза менялись часто, особенно после войны. Я думаю, потому так, что должность эта не особо оплачивалась, а зарабатывать и кормить семью надо было. Но если ты председатель, то на промысел не уйдешь. А потому не дюже мужики и хотели этой должности. В одном разговоре наших дедов слышу как-то: “Я от должности тогда открестился, а этот-то и попал!”. (В. Н. Ишутина)
Со временем создания в Колвице колхоза совпадает одна из мрачных страниц истории села, о которой долгое время говорить было не принято.
[1] По информации Г. А. Беляй колхозникам давали по 20 соток.
