Обстоятельства места и времени.
Люди и материалы
Предисловие авторов-составителей
Открыв эту книгу, читатель погрузится
в очень своеобразный мир, полный мало известных ему явлений, людей и
слов. И дело не только в том, что мир этот отстоит от нашего на 80
лет, но и в том, что основная часть событий будет происходить в
заповеднике — месте, куда не допускают посторонних и об устройстве
жизни в котором знают очень немногие. Чтобы читатель не оказался
полностью дезориентирован, мы сочли уместным предварительно
рассказать об истории появления заповедника и о людях, с которыми вы
встретитесь в этой книге.
Заповедник
В 1932 г. на Белом море, в вершине
Кандалакшского залива, был организован заповедник. Назывался он
тогда «Кандалакшский гагачий заповедник» — это название отражало
цель его создания: охрану гаги обыкновенной (Somateria mollissima),
той самой птицы, от которой получают знаменитый гагачий пух. Именно
он и стал причиной заботы государства о гаге: в те времена, до
появления синтетических утеплителей, гагачий пух был крайне ценным
материалом, его использовали при изготовлении одежды полярников и
полярных летчиков. Кроме того, пух мог стать валютным товаром, что
также было важно для экономики страны, разрушенной революцией и
войнами.
Гагачий пух можно получить
единственным способом — собрать его из гнезда дикой птицы. Однако
численность гаги на территории России была к тому моменту сильно
подорвана неограниченной охотой и сбором яиц. А поскольку острова
Кандалакшского залива были одним из наиболее крупных мест
гнездования гаг в СССР, то их и было решено взять под охрану, чтобы
дать гагам возможность спокойно размножаться. Планировалось, что
заповедник станет «лабораторией в природе», где будут разрабатывать
методы ведения гагачьего хозяйства, то есть сбора пуха безвредными
для птиц методами. Предполагалось, что впоследствии
эти методы будут внедрены в народное хозяйство, и сбором гагачьего
пуха станут заниматься северные прибрежные колхозы. Планы эти
впоследствии так и не реализовались, но в первые десятилетия
существования
заповедника его сотрудники ещё были уверены, что они станут
реальностью, и с энтузиазмом приступили к их осуществлению. Однако
ни специалистов по биологии обыкновенной гаги, ни литературы по этой
теме в СССР не было, грандиозные планы по созданию
"социалистического гагачьего хозяйства" надо было начинать с нуля.
Налаживание научной
работы по совершенно новой теме в только что созданном заповеднике
заняло много времени. Фактически, в первые семь лет существования
заповедник лишь передавали от ведомства ведомству, в нём не было
постоянных сотрудников, не велась регулярная научная работа (Карпович,
1984). Полноценная деятельность заповедника началась лишь в 1939 г.,
когда он получил статус государственного, а вместе с ним —
возможность набирать на работу постоянных сотрудников.
В самом конце 1939 г.
директором заповедника стал Александр Викентьевич Грибас, прежде
всего он начал ремонтировать и приспосабливать для жизни и работы
рыбацкие избушки на островах. В июле 1940 г. в заповедник приехал
первый заместитель директора по научной работе — аспирант
биологического факультета МГУ Владимир Модестов. Он сразу приступил
к обследованию заповедных островов. В работе ему помогали: молодая
жена, также аспирантка биофака, Нина Соколова, давний друг,
сокурсник и коллега, аспирант биофака Юрий Кафтановский и
приглашённый в качестве временного научного сотрудника студент 2-го
курса биофака Михаил Протопопов. Первым штатным научным сотрудником
стала Наталия Миронова — 22-летняя выпускница биологического
факультета Ленинградского университета. Она приехала в Кандалакшу 1
сентября 1940 г., застав, таким образом, хоть и с большим
опозданием, первый полевой сезон полноценной работы Кандалакшского
заповедника. Наталия Миронова и является главным автором этой книги.
Автор писем из
заповедника
Наталия Владимировна
Миронова, или Туся, как называли её дома, родилась в 1918 г. Кроме
неё в семье было ещё две дочери: Женя, 1922 г. р., и Людмила (Мила),
1924 г. р. Мама девочек, Анастасия Иосифовна Миронова-Кроткова, вела
дом и воспитывала детей. Отец, Владимир Александрович Миронов, был
геологом, кандидатом геолого-минералогических наук, профессором и
работал во Всесоюзном Геологическом институте (ВСЕГЕИ). Вместе с
ними жила бабушка, прикованная к постели из-за болезни, и сначала
одна, а потом другая дальние родственницы, помогавшие ухаживать за
бабушкой. Семья Мироновых занимала большую квартиру в самом центре
Ленинграда, в доме на углу Большой Морской (в советские времена —
улицы Герцена) и Невского проспекта, в двух шагах от Дворцовой
площади. Единственным кормильцем большой семьи был отец, рождение и
детство девочек пришлись на голодные послереволюционные годы, а
потому лёгкой жизнь этой семьи не была никогда. И всё же, несмотря
на все объективные трудности, воспоминания сестёр Мироновых о
детстве и отрочестве рисуют картину налаженного быта, большой
взаимной любви и заботы. Летняя дачная жизнь в ленинградских
пригородах, многочисленные родственники и друзья семьи, любимые
кошки и дружественные собаки, музыкальные вечера и ёлки… даже от
описания детских болезней веет теплом и уютом.
Семья Мироновых на даче в Сестрорецке летом 1925 г.
Старшая сестра Туся — в центре. Архив семьи Мироновых.
Жизнь семьи начала
резко меняться в 1936 г., когда внезапно умерла мать девочек,
заразившись брюшным тифом от одинокой старушки, за которой она
ухаживала, живя на даче. Сёстрам пришлось быстро взрослеть, и в
первую очередь — восемнадцатилетней Тусе, оказавшейся в роли матери
для сестёр-подростков.
Все три сестры пошли
по естественнонаучной части. Туся в 1935 г. поступила на
биологический факультет Ленинградского университета. Мила в 1937 г.
пошла заниматься в кружок юных геологов во ВСЕГЕИ, а Женя — в кружок
юных натуралистов в Зоологическом институте. Впоследствии Мила
поступила на геологический, а Женя на биологический факультет
Ленинградского университета.
В 1940 г., окончив
университет, Наталия Миронова получила распределение на работу в
Лапландский заповедник. Однако по причинам, оставшимся для нас
неизвестными, она стремилась работать именно в Кандалакшском
заповеднике, и чтобы добиться изменения будущего места работы даже
специально ездила в Главное управление по заповедникам в Москву.
Последующие события сложились так, что в Кандалакшском заповеднике
Наталия Миронова проработала совсем недолго: в общей сложности
немногим более трёх с половиной лет. Время же, проведённое ею
непосредственно на заповедных островах, было и того меньше: всего
около шестнадцати месяцев. Вышло, однако, что именно эти месяцы
оказались ключевыми для истории заповедника, а во многом стали
ключевыми и для дальнейшей жизни автора.
Материалы книги
Работая в заповеднике,
Наталия Миронова регулярно писала письма отцу и младшим сёстрам. Это
замечательные письма, в которых соединились и совершенно детский
восторг юной девушки от северной природы и своеобразия заповедной
жизни, и взрослые заботы об оставленной семье, и наблюдения
начинающего биолога. Сегодня, по прошествии 80 лет, ценность этих
писем возросла многократно.
Довоенные архивы
заповедника были практически полностью утеряны в военные годы, почти
ничего не осталось и от первых послевоенных лет — письма Наталии
Мироновой с их подробными описаниями природы, сотрудников, работы и
быта во многом заменяют пропавшие архивы. Живые и искренние, эти
письма отражают не только историю Кандалакшского заповедника, но и
многие страницы истории страны — той части этой истории, которая
редко находит отражение в учебниках.
Во время блокады семья
Мироновых оставалась в Ленинграде. От голода умер отец, едва удалось
спасти от смерти младшую сестру Милу. Для отопления пришлось сжечь
большую часть семейной библиотеки и мебели. Но довоенные письма из
заповедника семья сохранила — низкий ей за это поклон.
В общей сложности в
семейном архиве Мироновых сохранились 62 письма из заповедника: 24
за 1940 г., 17 за 1941 г., 9 за 1945 г. и 12 за 1946 г. В 2018 г.
дочь Наталии Мироновой, Людмила, расшифровала все письма. Прочитав
полностью получившуюся подборку, мы поняли, что они обязательно
должны быть опубликованы.
Мы публикуем письма
почти полностью, сделав лишь незначительные купюры, в основном они
касаются повторов или обсуждения третьих лиц, не имеющих
непосредственного отношения к нашей теме. В письмах сохранено
авторское правописание, единственная вольность, которую мы себе
позволили, — расшифровка многочисленных сокращений, которые мешали
бы восприятию. Купюры в тексте писем обозначены многоточием, слова и
фразы, которые могут вызвать вопросы, сопровождаются сносками.
Кроме своей явной роли
хранителя истории, письма Наталии Мироновой в процессе работы с ними
сыграли ещё одну очень важную роль — они послужили триггером,
запустившим большую розыскную работу. Мы начали искать информацию о
людях, которые упоминались в этих письмах, и фотографии,
иллюстрирующие описанные в них события. Благодаря этим розыскам
удалось обнаружить большое количество новых материалов, многие из
которых могли бы оказаться навсегда потерянными для истории.
Пожалуй, самой
невероятной удачей стала находка Александрой Горяшко фотоплёнок,
отснятых в заповеднике в июне 1941 г. Г. А. Скребицким. О том, что
эти пленки существуют, никто даже не подозревал, но они 80 лет
пролежали в архиве семьи Скребицких, дождались своего часа, и даже
умудрились не рассыпаться при сканировании.
А самыми трогательными
моментами поисков стали встречи с людьми, которые в 1940-х гг. были
детьми наблюдателей заповедника и жили вместе с родителями на
островах. Сейчас этим людям за 80, но они хранят память о жизни в
заповеднике и очень помогли своими рассказами и семейными
фотографиями.
Наша огромная
благодарность всем, кто помогал нам восстановить историю
заповедника, кто сохранил и предоставил для публикации материалы:
Виталию Витальевичу
Бианки, нашедшему и сохранившему дневники В.М. Модестова, материалы
по биографии В. М. Модестова, Н. Ю. Соколовой, М.С. Протопопова;
Валентине Васильевне и
Раисе Васильевне Вощиковым (Герасимовым), Александре Ивановне
Жерихиной (Новиковой) и Анатолию Михайловичу Фомину, которые
поделились своими детскими воспоминаниями о жизни в заповеднике и
предоставили фотографии из семейных архивов;
Владимиру Георгиевичу
Скребицкому, который сохранил фотоплёнки своего отца 1940-х гг. и
предоставил их для публикации.
В книге использованы
фотографии из архива семьи Мироновых, из научного архива
Кандалакшского заповедника, из Архива ветеранов Великой
Отечественной войны биологического факультета МГУ и современные
фотографии Кандалакшского заповедника. Особенно приятно отметить,
что многие фотографии, использованные в книге, сделаны Василием
Вощиковым, который уже более 35 лет работает инспектором
Кандалакшского заповедника и является внуком героев этой книги —
семьи Вощиковых, с которой работала и жила в заповеднике Наталия
Миронова. Мы также включили в книгу рисунки художника Надежды
Сергеевны Бом-Григорьевой (1884–1974), сделанные в начале 1930-х гг.
и хорошо передающие атмосферу довоенной Кандалакши.
Текст сопровождается
комментариями Людмилы Мироновой в части, касающейся семейных
событий, и комментариями Александры Горяшко в части, касающейся
истории заповедника.
Все эти материалы
внесли существенный вклад в содержание книги, однако каркасом,
благодаря которому разрозненные и разнородные документы превратились
в целостное повествование, стали именно письма Н. В. Мироновой, что
и определило название книги.
Александра Горяшко,
Людмила Миронова,
авторы-составители
